Татьяна Анциферова: «Желание стать певицей вбил мне в голову будущий муж»

Татьяна Анциферова для многих стала любимой певицей в одночасье – на следующий день после премьеры фильма Леонида Квинихидзе «31 июня», где она спела «Ищу тебя», «Мир без любимого»… Редкого тембра и красоты голос, песни Александра Зацепина мгновенно превратили мало кому известную солистку Закарпатской филармонии в звезду советской эстрады. Успех был такой, что именно ей предложили закрывать «Олимпиаду-80» песней «До свиданья, Москва». В начале восьмидесятых — новые музыкальные фильмы, пластинки, концерты… Многие до сих пор уверены: Анциферова могла стать певицей номер один. Но не стала. О том, как и почему это случилось она откровенно рассказала нашему корреспонденту.

— Татьяна Владимировна, вопрос наивный, но все равно интересно. О чем девочка из башкирского города Стерлитамак мечтала в детстве? 
— Когда Валентина Терешкова полетела в космос, мне хотелось быть космонавтом. А до этого, в классе первом, хотела быть следователем. Мне казалось, что поймаю преступников быстрее, чем другие… Я вообще была такой «странный», домашний ребенок. Пока мы в Харьков не переехали и я не пошла там в школу, я не знала, что люди курят, не слышала ни одного матерного слова, не знала, откуда берутся дети. А тут сразу все узнала. Мои же соседки-ровесницы просветили. (Смеется.) 
— Откуда такая информация, что по отцовской линии ваш предок — поэт эпохи Просвещенья Гавриил Державин?
— Когда я была маленькая, под строгим секретом мне бабушка по отцовской линии показывала семейное генеалогическое древо. Раскладывала на столе старинный пергамент с картинками, говорила, мол, мы тебя, Танечка, сюда впишем. По ее словам, мой родной дед был его праправнуком.  
— Когда вы узнали, что у вас необычный голос?
— В школе… Когда заболевал учитель и некем было его заменить, классная говорила: «Анциферова, к столу!» Я выходила и весь урок пела. Самое забавное, что даже те мальчишки, которые на переменах норовили меня толкнуть или дернуть за косичку, сразу затихали и смотрели  влюбленными глазами. А еще у нас в актовом зале стоял рояль. Бывало, после уроков одноклассники подходили: «Цифра»! Идем в актовый. Попоешь…»
 — Что пели? 
— Тот репертуар, который в то время крутился на пластинках и звучал по радио. Жан Татлян, Муслим Магамаев, Владимир Трошин, Тамара Миянсарова. Кто тогда еще был? Дин Рид, Рафаэль, Джордже Марьянович, Лили Иванова… В шестом классе старшие ребята меня пригласили петь в школьном ВИА. А после восьмого я поступила в Харьковское музыкальное училище.
— Когда созрело окончательное решение стать певицей?
— Это вбил мне в голову мой будущий муж – Владимир Белоусов. Познакомились мы при довольно смешных обстоятельствах. Он искал солистку для своего ансамбля «Везувий», а я пришла на прослушивание. Вдруг выходит такой длинноволосый «Ален Делон» — в костюме, белой рубашке с галстуком. Протягивает руку и сходу: «Вы нам подходите!» Я рассмеялась: «Вы же не слышали, как я пою?!» «Вас слышали другие, я им доверяю», — отвечает. Я испугалась.  Дома маме сказала: «Больше никогда туда не пойду! Там очень подозрительный руководитель».  Словом, глазом не успела моргнуть, как влюбилась. Мне было 16, Володе – 28. С тех пор мы не расставались. Концерты были четыре раза в неделю. В Харьков приезжали со всего Советского Союза, даже с Дальнего Востока, чтобы посмотреть нашу программу, потусоваться. Билеты продавались по полтора рубля.
— Ого!  
— Это была хозрасчетная организация. И устроители наших концертов выручку выносили мешками. Я не шучу! На входе сидела кассир с мешком из-под картошки. Они наполнялись и складывались в гардеробе. Мне платили зарплату 60 рублей, и я еще в училище стипендию получала 20. Моя мама, работая методистом в детском саду, получала меньше.
 — Уже тогда ходили «на Анциферову»?
— Нет. Ходили «на Белоусова» и его оркестр. Коллектив по тем временам был невероятно продвинутый. Играли джаз, джаз-рок…Брали любую советскую или украинскую песню и делали из нее «американское произведение», хотя пели на украинском или русском языке. Треть программы — иностранные шлягеры. Я пела «Mamy Blue», «Sunny», «Hello, Dolly», песни из репертуара Марыли Родович, «чешского соловья» Карела Готта, Хелены Вондрачковой. И конечно, те, что пела вся Украина – «Червона рута», «Водограй»…
— А как же «обязательные» комсомольско-патриотические песни? Даже начинающий рокер Александр Градский признавался, что пару раз спел «Ленин — всегда живой»…
— Мы не пели.  Конечно, может, Володя куда-то ходил на ковер и за это его ругали, но мне он об этом не рассказывал. Худсоветы и цензура впервые появились в нашей жизни, когда мы переехали в Киев, работали в Укрконцерте — делали с Петром Топчием программу «С песней по миру». И потом в Ужгороде, в Закарпатской филармонии. Вот там, бывало, и с гастролей за «неправильные песни» снимали. Кстати, с Александром Градским мы познакомились как раз в Ужгороде, когда он приехал с концертами в 1977 году. Я помню, как во время репетиции распахивается дверь: «Я – Градский! Пришел посмотреть, кто здесь такого крутого из себя воображает!»  Сам потом рассказывал, как услышал музыку и стоял под дверью, не мог понять, запись звучит или играют живьем. Добавил еще: «О! Наконец я встретил на территории СССР нормальных чуваков. В Москве трудно найти таких. Вам надо в Москву». Как смотрел в воду…
— Откуда композитор Александр Зацепин о вас узнал?  
—  Он писал песни для фильма «31 июня» и, как я поняла, искал для их исполнения новый голос. Наш друг саксофонист Марк Беспалько, который тогда сотрудничал с Александром Сергеевичем, дал ему послушать мои концертные записи. Зацепин попросил нас познакомить. Шел ноябрь или декабрь 1977 года. Но, если честно, ехать в Москву я вообще не хотела.
— Почему?
— Я хотела в Нью-Йорк… Еще работая в Киеве, мы с Володей мечтали уехать на пмж в США. Не получилось. Мне было 20 лет, я была абсолютно самодостаточна, даже мысли не было «попасть в телевизор». Жила в своем мире, со своими идеалами и ориентирами. А Ужгород по советским временам был довольно прозападный цивилизованный город. И мне все там нравилось: по телевизору крутили лучшие европейские музыкальные программы. Мы давали 300 концертов в год. Играли и пели почти что хотели. И вообще у меня было ощущение, что мы живем не в СССР. Даже климат был другой: под Новый год в Ужгороде теплынь, все ходили без шапок, а в Москве – холод собачий. По большому счету, меня Володя уговорил: «Неудобно, такой известный композитор приглашает…»
— Встретились у Зацепина, на его знаменитой домашней студии?
— Да, пили чай. Потом он наиграл на фортепиано мелодию песни «Светит ли в окна рассвет голубой», дал мне текст, и мы ее записали.  Я увидела, что Зацепин доволен результатом. Рассказывал о фильме, о том, что ни песни, ни актеры на главные роли еще не утверждены, мол, ему бы хотелось, чтобы я участвовала. Я спросила: «В каком качестве? Сниматься?» «Может быть, даже и сниматься».
— Даже так?
— По крайней мере меня попросили отнести свои фотографии на «Мосфильм» и там они понравились. Позже режиссер Квинихидзе говорил: «Мы рассматривали твой вариант. Было бы неплохо, чтобы тот, кто поет, тот и снимался». Правда, уже во время записи песен он протянул мне журнал с актрисой Ией Нинидзе на обложке, сказал, что будут искать похожую на нее балерину.
— Знали, что параллельно с вами пробуются еще семь певиц? В том числе, Лариса Долина, Ирина Понаровская …
— Естественно, не знала. У меня же концерты. В феврале приехала, записала четыре пробные фонограммы и опять —  на гастроли. Зацепин потом признался: «Лично мне ты больше нравилась, но я в одиночку не мог решить – боялся провала». И он собрал музыкальный консилиум: Лундстрем, Саульский… Прослушали записи всех претенденток, в конечном счете, выбрали меня.
Помню, Леонид Петрович Дербенев подвозил меня в Новогиреево.  И пока мы ехали, крутил кассету с записью «Ищу тебя», которую ему отдал Зацепин. Песня заканчивалась, он перематывал и включал снова. Раз пятнадцать подряд. И после каждого  прослушивания говорил: «Ух-ххх! Какую песню мы записали!»
— Вы сразу их начали петь на своих концертах?
— Ну что вы! И Дербенев, и Зацепин предупредили, что до премьеры фильма – нельзя. А то не успеет выйти фильм, как какой- то другой композитор их «напишет». Не так все просто. Как раз в это время мы работали по отделению с «Песнярами». После выступления зашли в гости Валера Дайнеко, Мулявин, и я им включила запись. У них глаза округлились: «Почему не поешь это на концерте?» «Нельзя». «А мы бы не удержались…» 
— Итак,  вашим «звездным часом» многие считают 1978 год, когда на экраны вышла картина «31 июня».
—  Так и есть.
— Фильм получился шикарный.  Можно сказать, что он фактически перевернул вашу жизнь?
— Он обозначил, что я существую в этой стране и ее музыкальной культуре. В остальном… Ничего сверхъестественного не заметила.
— А, слава, популярность?
— Я не ощутила большой славы. Как жили, так и жили.  Мои песни, голос, фамилию знали, но… Меня же в лицо почти никто не знал. Только когда фамилию называла, могли отреагировать, иногда даже измениться в лице. «Ой! Вы же моя самая любимая певица!» Со мной это пожизненно. А вы говорите «слава». Телевидение меня все время снимало – вырезало… Начиная с первого эфира. За полгода до премьеры «31 июня» Зацепин, Дербенев, Яак Йоала и я участвовали в записи для телепрограммы «Москвичка». Поговорили о фильме, мы с Йоалой спели. По замыслу лейтмотивом фильма песней «Ищу тебя» заканчивалась передача, шли титры. И вдруг в конце мая смотрю эфир: вот все мы сидим, разговариваем о главной песне фильма, Яак Йоала спел… А мою песню вырезали. Причем выглядело так, как будто это сделали в последнюю минуту.
— О чем подумали?
— Или не пришлась ко двору, или… это какие-то происки, козни другие. Между прочим, у этой песни  в моем исполнении так и не было телевизионного эфира, хотя снимали не раз. Какие-то артисты говорили, что я не очень фотогеничная. Кто-то где-то за кулисами сказал, что меня не хотят снимать, потому что вешу больше, чем нужно. А я тогда весила в два раза меньше, чем сейчас.
— Сегодня есть другие версии?
— Мне говорили, что предыдущая фаворитка Зацепина ревнует и ставит мне палки в колеса. Но кто знает всю правду? Был такой редактор на телевидении,  Владимир Давиденко, он говорил, что лично видел «черный» список людей, нежелательных к показу по ТВ. Якобы я там фигурировала под первым номером -видимо в алфавитном порядке. Вот Давыденко я верю! Правда, примерно раз в год меня могли показать. По радио я звучала, пластинки выходили.
— Если был такой список, почему прощальную песню московской Олимпиады-80 (которую прочили советским звездам — Пьехе, Сенчиной, Толкуновой) Александра Николаевна Пахмутова отдала вам?
— Я долго на эту тему думала. Может, случайность, а может, нет. Ведь «31 июня» продали в сто стран мира, у ленты был бурный международный успех. Это я от Квинихидзе слышала. Зацепин тоже рассказывал, что когда он переехал жить во Францию, его песни все там знали прекрасно. А тут Олимпиада в Москве… Примерно в это время   появилась радиопередача «Москоу Сервис», которую многие мои знакомые музыканты называли «имени Татьяны Анциферовой», потому что меня там крутили чуть ли не 30 раз в сутки. По словам моего знакомого, который там работал, «поступила информация, что иностранцы тебя знают лучше всех из советских исполнителей». Поэтому, я думаю, неспроста меня пригласили петь эту песню вместе с Лещенко. Возможно, это был продуманный маркетинговый ход.
— Не преувеличиваете?
— Как вам такая история? Осенью 1983-го, когда у власти был Андропов, группу Стаса Намина, где тогда работал мой муж, пригласили на Берлинский рок-фестиваль. Конечно, они поехали не одни, а с группой поддержки людей в штатском, куда без них?! Кульминацией фестиваля стал приезд одного из основателей джаз-рока — знаменитого певца и композитора англичанина Роберта Уайетта. Выступал он, сидя в инвалидной коляске, так как в семидесятые годы выпал из окна, сломал позвоночник и больше не мог ходить. Но – живая легенда! И вот наша советская делегация во главе со Стасом Наминым  через кордон «андроповцев» прорывается к музыканту, начинают общаться через переводчика: «Кого из советских рок-музыкантов вы знаете?» Начали перечислять пофамильно. Уайетт: «Ноу…ноу…ноу…» «А из певцов?»  Сходу: «Раша? Татьяна Анциферова! Она мне помогла выжить». Он рассказал, что, будучи в жуткой депрессии, хотел уйти из жизни, но услышал по радио мой голос… Потом решил сам спеть песню «Мир без любимого». Написал свой английский текст, обозвал как «Песня неизвестного композитора». И — спел. У меня где-то даже есть эта запись… Представляете? Человек совершенно из другой «оперы», а представление о музыке в СССР  ассоциируется с одним именем. Сама была удивлена.
— А почему вы без энтузиазма вспоминаете  песню «До свиданья, Москва», под которую рыдала всю страна… Или показалось?
— Уже 33 года прошло… И конечно, остались воспоминания об Олимпиаде, о том прекрасном времени, когда тебе 26, и ты надеешься, что все лучшее у тебя впереди. Но на тот период… Во-первых, Александра Николаевна и Николай Николаевич Добронравов сначала говорили, что я буду самостоятельно петь эту песню. Я записала три варианта. А потом… может это и прозвучит несолидно.., но «нарисовался» Лев Валерьянович Лещенко, который как будто «с телевизора сошел». Естественно весь мой энтузиазм сразу рухнул.
— Не хотели петь с ним?
— Я понимала, что Лев Валерьянович – певец, прославляющий советскую власть, «знамя» того строя. А я себя никогда «под Лениным не чистила, чтобы плыть в революцию дальше». Поэтому для меня это внутренне было как-то не очень приемлемо. Ладно, думаю, запишу, а там видно будет. Больше всего меня расстроило, что записывали на один микрофон и на итоговой записи меня не очень хорошо слышно. После того, как мы спели, Александра Николаевна в шутку сказала: «Лева, вокруг твоего голоса появился ореол в виде голоса Татьяны». А мне бы никак не хотелось быть его ореолом.
— Татьяна Владимировна, вы солидарны с народом по поводу песен, которые он любит? Или у вас своя оценка собственного творчества?
— Мне тоже нравятся песни из «31 июня», и ничего с этим поделать не могу. Мне только не нравится, как технически они сделаны. Ведь по непонятной причине в картину попали мои «пробные» записи. Почему мне не дали перепеть?.. Хотя Леонид Дербенев, когда я ему жаловалась, восклицал: «Ты сделала все прекрасно! Пусть попробует кто-то сделать лучше». 
— Прекрасно помню, как в начале восьмидесятых из каждого окна звучал ваш голос. Люди ждали новых песен, но сначала все пошло на спад, а потом вы вообще вдруг куда-то исчезли. Ходили слухи, мол, Анциферова «потеряла голос»,  «эмигрировала в Америку», вас «закрыла» Алла Пугачева… Что не перечислил?
— Все это я тоже слышала, как и все.  
— Что случилось на самом деле?
 — Во-первых, до 1982 года, когда я перешла в Москонцерт, моя концертная деятельность не прекращалась. А на спад она пошла по объективным причинам: выяснилось, что я тяжело больна. Весной 1981 года врачи вынесли «приговор» —  «диффузный токсический зоб» В народе — «базедова болезнь»…
—  Переизбыток гормонов щитовидки? 
— Да. Я в тот период только знала, что ею болела Надежда Константиновна Крупская и то, что эта болезнь сильно уродует человека внешне. То есть из красавицы ты можешь превратиться в уродину. Я не имею в виду себя, но… Я видела миловидную Крупскую на снимках в 20 лет, и – в 20-годы. Небо и земля! 
— Как это ощущалось физически?
— Выпадают клоками волосы… Дрожат руки, кружится голова… Я могла грохнуться в обморок в любой момент. Несколько раз падала – в кровь разбивала коленки. Вот такая была «падучая». (Смеется.)  
— ?!
— Есть видеосъемка: мы с Лещенко поем «До свидания, Москва» для «Песни-80». Там Леонид Утесов мне дарит цветы… Но я не люблю смотреть эту запись, потому по дороге в Останкино мне стало плохо в автобусе, и в кадре все это видно. А сколько карет «скорой помощи» приезжали ко мне на концерты?.. Пока не знала диагноза, я и к экстрасенсам ходила, и фитотерапию пробовала и ездили мы с мамой в Ульяновск к местному светиле – бабке-повитухе. Но болезнь прогрессировала. Позже, в 1983 году, у меня отнялись ноги… А после операции врачи сказали: «О возвращении на сцену и не помышляйте!» И речь шла тогда не о том, чтобы сохранить голос, а о том, чтобы остаться в живых. Вот поэтому я и «притихла».  Конечно, эта главная причина. Но не только она. В 1982 году мы с Зацепиным начали писать новую пластинку, но случилось горе — у Александра Сергеевича  умерла жена Светлана Сергеевна. И вскоре он уехал во Францию. Из страны уехал композитор, который для меня писал.
— А Пугачева? В каком-то старом интервью вы сказали, вы перешли ей дорогу с «31 июня» и она приняла меры. Вам интуиция что-то подсказывает или есть, как говорят в российской прокуратуре, веские конкретные доказательства?
— Никаких у меня доказательств нету. Интуицию женскую тоже, как говорится, к делу не пришьешь. Могло быть, могло не быть… Я давно забыла об этом. Мне кажется, каждому дается такая судьба, доля и ноша, которую он может нести и какую заслуживает. Значит, я не настолько была хороша, не настолько упорна. Да у меня и на самом деле не было амбиций занять трон первой певицы СССР, куда некоторые меня сватали.  Мой муж всегда говорил такую фразу: «Не в ту среду попал кристалл, но растворяться в ней не стал».
— После операции вы все же вернулись на сцену.  
— Сначала работала в грозненской филармонии. С группой «Аэробус» и Валерием Ободзинским выступали в Дворцах культуры. Потом я родила сына. Нянчить его, кроме меня, было некому. Поэтому всю свою концертную деятельность я сразу задвинула на задний план. Но песни все равно записывала. В 1991 – спела партию Магдалины для русской версии рок-оперы «Иисус Христос — суперзвезда». Работала с «Калиновым мостом», «Запрещенными барабанщиками», Найком Борзовым и «Ва-Банком». И с Зацепиным… Он приезжал из Франции, мы с ним делали новогодние елки в Кремле и Цирке на проспекте Вернадского, записывали «Русское рождество в Париже» для французского музыкального театра. Я там озвучивала16-летнюю героиню  русского происхождения Натали, а Бабу Ягу — Людмила Марковна Гурченко
— Не пробовали «раскрутиться»? 
— Предлагали…  До 1992 года мой муж работал вторым дирижером в оркестре Анатолия Кролла. Когда Росконцерт прекратил существование, Кролл ушел и оркестр остался  «у разбитого корыта». Володя с приятелем, чтобы спасти коллектив, учредили коммерческую фирму «Полиарт», занимающуюся организацией концертов. Работали с Вилли Токаревым, с такими популярными еще со времен СССР иностранными группами как Baccara, Maywood. Кто только не приходил в этот «Полиарт… Володя был знаком с Ходорковским, Лисовским, Авеном… Иногда в «Полиарт» приходили люди кавказской внешности с кейсом, набитым пачками долларов, и,  как выражался Володя, «приносили подачку певице Анциферовой в виде миллиона долларов – на раскрутку». Я спрашивала: «И что ты ответил?» «Что нам ничего не надо». 
— Он не хотел связываться?
— Говорил: «Ты что, дорогая моя, хочешь чтобы тебя по ночам вызывали на дачу – петь там «олимпийского Мишку»?!»
— Неужели не хотелось «восстать из пепла»?
— Честно: такой ценой – «нет». Мы с Володей  работали в театре музыки и драмы под руководством Стаса Намина. Володя делал аранжировки, я записывала для спектаклей номера музыкальные. Потом ко мне стали обращаться за помощью — передавать опыт, учить вокалу.
— Вашими самыми известными учениками были Топалов с Лазаревым…  
— Самым моим известным учеником был бывший спикер Госдумы Сергей Бабурин.
— Талантливый вокалист?
— Он вообще уникальный человек — все начинал, можно сказать, с нуля и многого добился. Сейчас у него своя партия. Мы с ним отзанимались сто уроков, выучили 15 песен, записали пластинку, он снял два клипа. Сергей Николаевич за время наших занятий даже похудел на 20.
— Ух, какая вы строгая, наверно.
— (Смеется.) Заставила делать гимнастику дыхательную. А она не такая простая…
— Какие у вас сегодня отношения с шоу-бизнесом?
— Шоу-бизнес тоже иногда ко мне приходит, чтобы я помогла наладить немножко голос, дыхание подкорректировать. Все же ездят, стареют, а голос – очень хрупкий инструмент.
— Как вам современная поп-сцена?  Есть яркие индивидуальности?  
— Лично мне очень симпатична  деятельность Леонида Агутина, братьев Кристовских из «Уматурман». В их творчестве присутствует мелодизм. Сказать, что какая-то новая певица у нас появилась, не могу. Вот Дина Гарипова, победительница шоу «Голос», вроде бы неплохая певица. Но для меня одного хорошего голоса мало. Здесь нужно еще некое естество, страсть к пению – вот этого пока не хватает.  
— Чем вы еще любите заниматься, кроме музыки?  
— Смотреть хорошее кино. Ходить на хорошие концерты. Особенно – если западный настоящий музыкант приехал. Люблю – потом целую неделю об этом думать, помнить все детали. Нет, все-таки музыка меня занимает полностью. Она и профессия, и хобби.
— Вы ощущаете себя певицей ретро?
— Слово «ретро» для меня вообще не подходит. Я просто певица, очень современная, живущая сегодняшним днем и надеющаяся, что я еще что-то интересное запишу и продемонстрирую. Я тружусь каждый день. Я много чего делаю. Не может же быть так, что я сама себя шлифую для того, чтобы сама себя слушать. Все-таки нужно, чтобы кто-то еще узнал о том, что я люблю людей, люблю для них петь.
— То есть от Татьяны Анциферовой еще можно ждать прорыва?
— Надеюсь. И глаз горит, и мозги все время в работе. Только если бы еще здоровье было – оно по-прежнему еще иногда мне ножку подставляет. Но я, как цыкну на него!