Тревожность: как формируется, что её усугубляет и как лечить

Тревога — естественная часть психической жизни человека, но когда она выходит из-под контроля, становится болезнью. Почему современное общество стало тревожнее, как цифровая среда и стресс меняют химию мозга и когда стоит обратиться к специалисту, рассказывает Вера Борисовна Никишина, доктор психологических наук, профессор, директор Института клинической психологии и социальной работы (ИКПСР), заведующий кафедрой клинической психологии ИКПСР Пироговского Университета Минздрава России.

С точки зрения психологии и медицины, тревожность, безусловно, бывает разная, но эти различия касаются не содержания этого состояния, а степени его выраженности. Когда тревога как психическое состояние с определенной периодичностью и интенсивностью проявляется в психической жизни каждого человека – это нормативно. Когда оно становится доминирующим, когда оно не имеет произвольной регуляции, тогда врачи ставят диагнозы генерализованного тревожного расстройства, тревожно-депрессивного расстройства и другие. Когда это состояние становится единственным или тотально доминирующим, меняя химию нашего мозга, то это уже попадает в юрисдикцию психиатров.

Утверждение о том, что состояние тревожности характерно или присутствует в нормальной психической жизни каждого человека, дает нам понимание того, что когда в социальных отношениях начинают возникать избыточные акценты, а социальная среда начинает поддерживать и фактически оформлять социально приемлемую и даже поддерживающую тему, это состояние легко мимикрирует, иногда через симулятивный, иногда через преувеличение, в те расстройства, которые врачи уже фиксируют диагнозами. Но также мы не можем игнорировать и тот факт, что фиксация этого состояния и его длительное интенсивное пребывание в психической реальности человека кардинально меняет все химические процессы мозга: дофаминовые, серотониновые и другие. И тогда человеку становится категорически невозможно без внешних способов: фармакологических и психотерапевтических, – менять свое состояние.

Тревожность и тревожное расстройство – это слабость или прихоть? Нет. Когда она химия тех процессов, которые поддерживают это состояние, оформляется и закрепляется, она делает его неуправляемым с точки зрения саморегуляции человека. Если обратиться к статистике предшествующих десятилетий по распространенности тревожного расстройства, очевидно, цифры за последние годы многократно увеличились. Здесь есть и проблема гипердиагностики, и очевидный факт распространения этого психического расстройства в популяции, и расширение границ возраста. Если несколько десятилетий назад тревожные и тревожно-депрессивные расстройства в основном концентрировались в зоне взрослости и поздней взрослости, то сегодня – это и старший подростковый, и юношеский возраст, и все возрастные группы вплоть до старости.

Изменилась и половая структура. Тревожное расстройство предшествующих десятилетий – это в основном расстройство у женщин. Сейчас мы фиксируем увеличение доли показателей распространенности и у мужчин в некоторых случаях до 30% от общего объема распространенности.

По содержанию и набору проявлений данное состояние может быть достаточно вариативным. Но в абсолютном большинстве случаев оно стремится к тотальному захвату всей эмоциональной сферы человека вне зависимости от возраста, пола, социального статуса. Становясь доминирующей, эмоциональная реакция фактически создает стереотипный контур поведения, приводя к дезадаптации, и в первую очередь социальной дезадаптации человека. Это состояние очень сильно истощает и физически, и психически. Значит, ресурсов даже на совладание с проявлениями по мере распространения этого состояния становится всё меньше и меньше. В целом ряде обзоров описывается цикличность и привязанность активации тревожных расстройств в связи с изменением солнечного режима, то есть количеством ультрафиолета, температурного режима – чем ниже температура, а точнее, чем контрастнее переход в температурном режиме, тем выше вероятность проявления тревожных состояний, но это скорее эмпирические наблюдения, которые на данный момент не несут под собой какую-то причинно-следственную аргументацию.

Состояние тревоги, а точнее сама по себе тревога как состояние, является производной от встроенной и существующей у каждого человека программы страха. Наш мозг эволюционно запрограммирован на реализацию программы страха и ее присутствие, её проявление мы фиксируем даже на самых ранних этапах онтогенеза. Она избирательна и ситуативна. Детская перегруженность страхами создаёт высокий риск того, что с возрастом эта программа трансформируется в программу тревожности. Поэтому чем больше на ранних этапах онтогенеза страхов, чем они чаще и разнообразней активируются, тем выше вероятность того, что следующие этапы онтогенеза встретятся с состоянием тревоги.

Также мы фиксируем, что отсутствие адаптированности у ребёнка к переходам от одних эмоциональных реакций к другим: от страха к радости, от страха к удивлению, тоже создаёт и повышает вероятность риска возникновения тревожности на поздних этапах жизни. Даже детские игры с замиранием и удержанием страха, например, в игре в прятки – это приемлемая и отличная тренировка для того, чтобы ребенок, боясь, что его найдут, радовался внезапно и интенсивно тому, что его не нашли, и он остался незамеченным.

Культурно-исторически наши предшественники, может быть, даже интуитивно, понимали, что наши нейронные сети надо тренировать на этих переходах. А сейчас, когда образ жизни в существенной мере и степени поддерживается установками на комфорт с ранних этапов онтогенеза, при встрече с факторами, продуцирующими тревогу, возможность регуляторной системы адаптироваться к ним значительно снижена. На мой взгляд, это еще одна возможная причина такой высокой и возрастающей распространенности состояния тревоги.

Влияние факторов среды на нашу эмоциональную сферу достаточно трудно опровергать или недооценивать. Но когда мы буквально следуем за выводом о том, что какое-то видео или игровой контент являет собой то самое влияние, в котором снижается проявление тревоги, то здесь сразу возникает много вопросов. Например, в какой момент фиксировали это снижение тревоги? Например, молодой человек погрузился в игровой контент, вышел из него, и его тревогу замерили. Но очевидно, уход от реальности в игру скорее всего и снижает эту тревожность. А что происходит с ней дальше, когда этому человеку необходимо функционировать в социальном пространстве? Можно ли считать уход в игровую реальность эффективным способом борьбы или терапии тревожного состояния? Я сильно сомневаюсь.

Так же и любое другое действие, которое используют как переключение эмоционального внимания на действие, не фиксированное на тревоге, например на действия по уходу за собственной внешностью. Я целиком и полностью поддерживаю внимание к уходу за собственной внешностью, но когда оно становится тотально доминирующим и избыточным, то есть занимающим слишком много времени и эмоциональных ресурсов – это способ усилить тревожность. А что будет с этой тревожностью, когда человек не сможет реализовывать эти действия? Я за то, чтобы при формировании способов совладания с тревожным состоянием были не фиксированные единичные действия, а разнообразие смыслового и ценностного содержания. Человеку нужны вопросы: «Для чего?», «Зачем?», и ответы на них. А когда присутствуют действие ради действия, и оно не опирается на ценности, то, скорее всего, в какой-то момент это действие или его ограничение приведут к усилению состояния тревожности.

Когда диагноз поставлен, например, генерализованное тревожное расстройство, то никакие механизмы саморегуляции, которые сформулированы по-житейски: «возьми себя в руки», не работают. Очевидно, уговоры, упреки и попытки встряхнуть человека каким-то житейским способом окажутся совершенно бесполезными, даже усугубляющими психическое состояние человека. Что же касается влияния цифровой социальной реальности, то определенно её влияние присутствует в отношении всей нашей психической жизни. Наш мозг эволюционировал в течение миллионов лет, ориентируясь на одну реальность, и вдруг за десятилетие мы теми же самыми программами сейчас вынуждены обеспечивать не только существование в двух реальностях: цифровой и нецифровой.

Мозг у нас по-прежнему один, а характеристики этих реальностей просто несопоставимы ни по контрастности, ни по интенсивности, ни по динамике, ни по десятку других параметров. Как раз эти перенастройки наших психических функций, переходы от функционирования в одной системе, в другой системе, в одной реальности, в другой реальности, занимают значительно больше ресурсов, и сам факт этих растрат достаточно очевидно приводит к тому, что возникают тревожные состояния.

Также цифровая социальная среда активно транслирует и стереотипы нормальности, в которых, например, психиатрический диагноз становится не темой для обращения к специалисту за помощью, а характеристикой тонкости натуры, индивидуальности и «эдаковости» человека. Цифровая социальная среда поддерживает стереотипы, в которых человек начинает с удовольствием искать у себя психиатрический диагноз, и в том числе тревожное расстройство.

Что же касается обращения за помощью, то, когда речь идет о выраженных проявлениях тревожного расстройства, без помощи профильных специалистов не обойтись: психиатров, психотерапевтов, медицинских психологов. К этому нужно относиться как к заболеванию, которое нужно лечить.

Что же касается профилактики, то лучший способ профилактики любого моноэмоционального состояния, которым является тревога, — это находиться в эмоциональном разнообразии и лучше фиксироваться на высших эмоциональных состояниях: воодушевление, восхищение, благодарность, уважение, интерес.